(no subject)
Dec. 3rd, 2009 04:52 pmЭту чертову цитату из Лжеца Стивена Фрая я отыскиваю уже пятый раз. Мне все вспоминается она более красиво выписанной, чем она есть. Но идея... идея да, вот она.
Пусть уж будет тут, а то мне ей-богу надоело искать.
"У каждого свое время, думал Адриан. Ты можешь смотреть на тридцатилетнего человека и знать, что, когда волосы его поседеют, а лицо покроют морщины, он обретет свою наилучшую внешность. Взять того же профессора, Дональда Трефузиса. Подростком он должен был выглядеть смехотворно, ныне же стал самим собой. Другие, чей подлинный возраст составляет лет двадцать пять, стареют гротескно, их лысины и раздавшиеся животы оскорбляют то, чем эти люди были когда-то. Такие есть и в Чартхэме, - лет им пятьдесят или шестьдесят, а истинная их природа улавливается лишь как намек на прежние страстность и силу, проступающие, когда этих людей охватывает волнение. С другой стороны, директору, помпезному господину сорока одного года, еще предстоит дозреть до своих упоительных шестидесяти пяти. Каков его собственный возраст, Адриан представления не имел.
Временами ему казалось, что он уже оставил себя позади, в школе, а временами он думал, что наилучшим для него станет упитанный и удовлетворенный средний возраст. Но Хьюго...
Хьюго, которого он знал, всегда будет удаляться от своего четырнадцатилетнего совершенства; с каждым проходящим годом свидетельства прежней его красоты отыскивать станет все труднее: золотистые волосы к тридцати поблекнут и истоньшатся, влажные синие глаза к тридцати пяти станут жестче да такими и останутся.
Хьюго, старина, думал Адриан, сравню ли с летним днем твои черты, но твое вечное лето не поблекнет. В моем воображении ты бессмертен. Человек, шагающий рядом со мной, это просто "Портрет Хьюго Картрайта", стареющего и грубеющего; настоящий Хьюго у меня в голове, и жить он будет так же долго, как я."
Пусть уж будет тут, а то мне ей-богу надоело искать.
"У каждого свое время, думал Адриан. Ты можешь смотреть на тридцатилетнего человека и знать, что, когда волосы его поседеют, а лицо покроют морщины, он обретет свою наилучшую внешность. Взять того же профессора, Дональда Трефузиса. Подростком он должен был выглядеть смехотворно, ныне же стал самим собой. Другие, чей подлинный возраст составляет лет двадцать пять, стареют гротескно, их лысины и раздавшиеся животы оскорбляют то, чем эти люди были когда-то. Такие есть и в Чартхэме, - лет им пятьдесят или шестьдесят, а истинная их природа улавливается лишь как намек на прежние страстность и силу, проступающие, когда этих людей охватывает волнение. С другой стороны, директору, помпезному господину сорока одного года, еще предстоит дозреть до своих упоительных шестидесяти пяти. Каков его собственный возраст, Адриан представления не имел.
Временами ему казалось, что он уже оставил себя позади, в школе, а временами он думал, что наилучшим для него станет упитанный и удовлетворенный средний возраст. Но Хьюго...
Хьюго, которого он знал, всегда будет удаляться от своего четырнадцатилетнего совершенства; с каждым проходящим годом свидетельства прежней его красоты отыскивать станет все труднее: золотистые волосы к тридцати поблекнут и истоньшатся, влажные синие глаза к тридцати пяти станут жестче да такими и останутся.
Хьюго, старина, думал Адриан, сравню ли с летним днем твои черты, но твое вечное лето не поблекнет. В моем воображении ты бессмертен. Человек, шагающий рядом со мной, это просто "Портрет Хьюго Картрайта", стареющего и грубеющего; настоящий Хьюго у меня в голове, и жить он будет так же долго, как я."